Степан Гаврилов: «Мне очень важно занимать позицию не-знающего»
Степан Гаврилов — один из знаковых авторов поколения тридцатилетних, номинант премий «Нацбест» и «ФИКШН35», а еще — автор курса Band «Как расписаться» и преподаватель базового курса прозы. В интервью обсудили со Степаном, почему новый роман он писал пять лет, чему посвящен его подкаст «Занимательная хонтология» и зачем писателю все время двигаться вперед.
Кристина Гептинг
Автор статьи
Писательница, журналистка, автор блога Band
Поделиться
— Новый роман «Смеси и мрази» вы писали пять лет. Кажется, для вас это долго. Почему новый роман потребовал больше времени, чем первые два?
— Черновое название у романа было «Чудовища». Когда я входил в текст, я хотел использовать моих персонажей — чудовищ — для своих личных целей. Многие из них были абстракциями: молодой циничный преступник, проститутки, городской теневой князь. Текст постоянно опрокидывал меня, показывал мне моё лицо: надменное, высокомерное, нахальное, но на деле беспомощное.
Видимо, мне суждено было встретить всех этих придуманных персонажей в реальности. Я не ходил «в поле» собирать материал, не инициировал эти встречи. Эти люди просто находили меня в реальной жизни в самые неподходящие моменты и говорили: «Вот мы здесь, ты нас звал?» И только пообщавшись с этими людьми вживую, услышав их, я понял, что текст созревает.
— Черновое название у романа было «Чудовища». Когда я входил в текст, я хотел использовать моих персонажей — чудовищ — для своих личных целей. Многие из них были абстракциями: молодой циничный преступник, проститутки, городской теневой князь. Текст постоянно опрокидывал меня, показывал мне моё лицо: надменное, высокомерное, нахальное, но на деле беспомощное.
Видимо, мне суждено было встретить всех этих придуманных персонажей в реальности. Я не ходил «в поле» собирать материал, не инициировал эти встречи. Эти люди просто находили меня в реальной жизни в самые неподходящие моменты и говорили: «Вот мы здесь, ты нас звал?» И только пообщавшись с этими людьми вживую, услышав их, я понял, что текст созревает.
Подпишись и получи бесплатный мини-учебник редактора Афиши «Всё ясно. Как писать коротко, просто и увлекательно»
Теперь он готов и скоро выйдет в независимом книжном издательстве directio libera.
Пять лет для романа, когда ты пребываешь в статусе «молодого писателя» — это непозволительно много. Если ты при этом ещё и тщеславный нарцисс, и таланта не особо много, а способность работать ты в себе не воспитал — это просто вечность.
Я думаю, что этот роман должен был меня многому научить. Не уверен, что все его уроки я усвоил, но точно знаю, что один из основных уроков — поменьше думать о себе любимом. Больше смотреть на мир не как на арену, где выгуливается твоё эго, а как на нечто самодостаточное, завораживающее и жестокое.
— Какие из тех писательских практик, что вы советуете на курсе «Как расписаться», вы сами применяете? А может, есть секретные?
— На самом деле, я советую только те практики, которые мне самому по душе — в этом плане я довольно посредственный «учитель», я не знаю, как надо, я могу только делиться опытом.
Это и вполне ремесленные штуки, типа убрать из текста слово «был», или поставить герою в сцене «мишень», или заставить героев не проговаривать подтекст, так и более странные, типа метода Обходных стратегий Брайана Ино и создания в тексте отсылок.
Недавно полюбил метод карточек. Для этого использую доску MIRO — хороший инструмент, чтобы вывалить перед собой все шурупчики, детальки, контуры будущего текста. Здорово работает, если вы не знаете, каким будет ваша вещица, но смутно ощущаете, что какой-то она точно будет.
Если и есть секретные практики, то либо они связаны с риском для здоровья, либо они настолько секретные, что я сам о них пока что не догадываюсь. О первых никому не расскажу публично, а вторыми обещаю поделиться сразу, как только пойму, как это работает.
— Вы наверняка знаете, что студенты Band вас очень любят. А что дает преподавание вам?
— Мне очень приятно получать хорошие отзывы на вебинары и разборы!
Когда мне было 17 лет, я работал в фотостудии, и ко мне ходили разные клиенты. Один раз пришёл дедушка-фотограф. Он был очень уважаемым мастером в нашем городе, живым классиком. И он увидел, как я обрабатываю фотографию в фотошопе, подошёл, заглянул через плечо: «Так-так, ну-ну, а дальше ты — что? А как?».
Этот человек — на него смотреть боялись, он был гуру. И вот он стоит за плечом у какого-то тинейджера и... учится у него работать в фотошопе!
Мне очень важно занимать позицию не-знающего. Не потому, что она удобна, и в неё всегда можно спрятаться, а потому что она предполагает движение, работу, вечное изучение этого «фотошопа» через чужое плечо.
Немного небрежный у меня взгляд на иерархии, а в литсреде иерархии ой как любят, очень любят.
— Вы делаете подкаст «Занимательная хонтология». Не все знают, что это наука о привидениях и что она плотно связана с изучением современной культуры. Расскажите, в чем идея подкаста?
— Хонтологию придумал философ Жак Деррида, а потом её подхватили другие философы и мыслители, пишущие о культуре. Это такие явления, которые возникают «на периферии», которые трудно описать одним словом. Они могут пугать, завораживать, возбуждать. Но про эти явления нельзя сказать ничего однозначно.
Призрак возбуждает не тем, что он есть, а тем, что он и тут, и там — вы имеете дело с его отсутствием. Это может быть какая-то идея, эстетика, художественная практика. Как правило, призраки располагаются в прошлом, но дают о себе знать в настоящем.
В чём, например, прикол слушать аудиокассеты или винил? Или треки британского музыканта Burial? Почему все вдруг полюбили фильтры, имитирующие плёнку и эффект VHS? Что мы такого потеряли там, в том времени, что нам хочется его вернуть?
«Ну так просто не объяснить» — скажете вы, если, конечно, врубаетесь в эту эстетику.
Я же немного фривольно рассматриваю хонтологию не как явление, расположившееся на временной шкале, а как нечто, что может существовать и в пространстве. Мне интересны моменты, когда вы говорите себе «эээ-всмысле? чё-эт щас было?». Это тоже призраки, и уверен, что в вашей жизни их много. Это моменты, когда мы обнаруживаем, что вот тут есть смысл, есть какое-то значение, но что это такое, и как это трактовать, мы не понимаем.
Мы даже так проверяем людей «на своих». Рассказывая странные истории, мы ждём, что кто-то откликнется на них, кто-то примет наших призраков.
Вот список тем, которые уже представлены у меня в радиопередаче.
Почему вещи ломаются, и почему нам кажется, что в этом есть какой-то смысл? Почему Physarum polycephalum — мерзкая слизь — решает математические задачи лучше суперкомпьютера и почему нас это смешит и страшит? Существуют ли не глобальные, а Малые Теории Заговора, например, почему в городах до сих пор остались телефонные будки? Как существование тайных обществ меняет мир, и почему вы принадлежите как минимум к нескольким таким тайным сообществам?
Я захотел сделать передачу, которая пародировала бы научно-популярный стиль, ведь обилие научпопа — это что-то вроде черты нашего времени. Кажется, что от кварков и до сверхмассивных чёрных дыр — мир просвечен, изучен. Но есть что-то иное — неуловимости. Призраки.
Кстати, очень горжусь, что в BAND работает критикесса и филолог Анна Нуждина — она профессионально занимается хонтологией. Вот, например, её эссе о хонтологии современного города Саров.
— Как вы работаете над подкастом? Как ищете источники?
— Сначала я улавливаю этого призрака. Прислушиваюсь, приглядываюсь — мне показалось или нет? Нужна хрень, дичь, диво. И если какое-то явление застряло в голове — время работать.
Потом я много читаю, перевожу. Собираю понравившиеся тезисы в MIRO, а потом смотрю на всё это, и в один момент начинаю писать. Мне важно найти какую-то странную связь в разрозненной информации. Важно найти что-то, чего нельзя проговорить. Важно вспомнить, найти или придумать истории, которые работали бы как иллюстрации.
Самый любимый этап — монтаж. Поиск звуков, музыки, наложение, баланс. Хонтология — это очень «звуковая» практика, и я уделяю саунд-дизайну много времени. Поэтому у меня не подкаст, а «радиопередача».
— Я заметила, что у мужчин-писателей редко спрашивают про опыт их родительства, и это, по-моему, несправедливо. Расскажите о вашем отцовстве: что это для вас как для человека и как для писателя?
— Это не только справедливо, но и великодушно! Потому что когда собираются и разговаривают молодые отцы, то главный вопрос всегда «А что делать-то?».
Для меня отцовство — это изучение отношений с властью и свободой, а значит, и со своей уязвимостью. Где я должен быть решительным и бескомпромиссным, а где — отпускать и просто стоять рядом? Это всё и к творчеству применимо.
Отцовство касается не только тебя, твоего ребёнка и его матери. Титулом «отец» тебя именует общество, и в этом титуле — почти все имеющиеся у всего человечества нарративы (покажите миф или легенду, где нет фигуры отца). Короче, подстава, пацаны!
А ещё родительство — это что-то про потерю. Про умение терять. Но это настолько пока что сонная мысль, что мне её не добудиться.
— И все-таки: вдохновение существует?
— Да, безусловно. Любые попытки это отвергнуть — это трусость, вызванная тем, что вы боитесь признаться себе, что не всё вам подвластно.
Мечтаете стать писателем?
Учитесь у лучших современных авторов – Гузель Яхина, Галина Юзефович, Алексей Иванов и других.
В школе БЭНД более 20 программ для авторов с разными запросами и разным уровнем опыта: нужны оригинальные посты для блога и нативный сторителлинг? Хотите написать серию рассказов и опубликовать их в толстом журнале? Всегда мечтали о крупной форме – романе или детской книге? BAND поможет найти свой уникальный авторский голос и выйти на писательскую орбиту.