Хуже не придумаешь: реальность как основа для художественной и документальной прозы.
Интервью с криминальной журналисткой Сашей Сулим

True crime (настоящее преступление) — жанр кино и литературы, в котором автор анализирует реальное преступление и действия людей, связанных с ним. Криминальная журналистка Саша Сулим рассказала о своей книге «Безлюдное место. Как ловят маньяков в России», о работе криминального журналиста и о том, как писателю использовать и переосмыслять реальные сюжеты в своих произведениях.

Эта необходимость стоит перед всеми пишущими и снимающими сегодня людьми. В «Редакции», где я работаю уже полтора года, мы ежедневно обсуждаем темы, закидываем в чат статьи и ссылки, которые нас заинтересовали на предмет потенциальной истории. Иметь такой «глаз» полезно не только, если вы журналист, но и если вы хотите писать прозу. В последнее время очень многие большие продакшены и кинокомпании обращаются к журналистам, которые пишут большие истории на «Медузе» и других, с тем, чтобы выкупить у них права на их тексты и снять по ним фильмы. Я это ощутила на себе, когда выпустила один из текстов про ангарского маньяка. Это же ощущают на себе мои бывшие коллеги и нынешние приятели. Когда они «раскапывают» классную историю, потенциально заключающую в себе и конфликты, и героя, и антигероя, к ним приходят редакторы кинокомпаний. Некоторых журналистов можно интегрировать в процесс написания, но обычно все ограничивается покупкой прав, которая позволяет им оттолкнуться от некой фабулы.

Реальность действительно может насытить ваш текст. Когда от героев и их поступков веет правдой, это ощущается.

Искать истории можно в ленте новостей. Выделите для себя сайты, на которых вы замечали какие-то интересные темы. Можно взять себе за правило просматривать самые громкие истории на главных сайтах и у лучших блогеров.

Сейчас новостные сайты, в силу разных причин, не могут работать в полную мощь, но журналисты, какие-то персонажи с «Фейсбука» без всяких сайтов могут написать пост об истории, которую потом могут подхватить СМИ. Так было не раз на «Медузе», когда мы искали «новости» в «Фейсбуке».

Очень важный источник — это региональные сайты. В регионах журналисты работают хорошо, хотя получают гораздо меньше, и у них намного меньше возможностей. Например, 72.ru, группа сайтов Hearst Shkulev Media. Важно также следить за официальными сайтами ведомств, Следственного комитета. В сухих, бездушных и малопонятных пресс-релизах СК часто можно найти интересную фактуру, узнать что-то, о чем еще не раструбили СМИ, уточнить детали.

Есть передачи, которые не принято смотреть. Я ничего не имею против тех, кто смотрит эти программы. Когда я работала в «Медузе», я заметила что темы, на которые пишем мы, пересекаются с теми, которые поднимает Андрей Малахов. Если вы изучаете какую-то тему, полезно изучить ее с разных сторон. Какие еще герои есть в этой истории? Что они говорят? Например, жена и дочь ангарского маньяка отказались общаться со мной, они общались только с Малаховым. Было интересно посмотреть, как они говорят, что они говорят. Мне важно было составить об этом какое-то впечатление, чтобы потом задать Попкову свои вопросы. В своей книге я процитировала какие-то их выступления, чтобы добавить краски.

У газет вроде «Московского комсомольца», «Комсомольской правды» много региональных представительств. Их журналисты имеют доступ к следственным органам, правоохранительным органам. Они первые и у единственные, у кого появляется много подробностей. Они дозваниваются и добиваются интервью у тех, кто не дает интервью «Медузе» или «Русской службе Би-би-си». Все это полезно, и не стоит этим пренебрегать.

На YouTube чего только нет. Я сейчас учусь на шоураннера на курсе у Жоры Крыжовникова, и он рассказывал, что актерам теперь не надо выходить на улицу, чтобы наблюдать за условными дворниками, если им нужно сыграть дворника. Они могут просто набрать в YouTube и напитаться всем там. Если вам нужен какой-то герой, человек особенной профессии, на YouTube можно все это посмотреть и набрать фактуры.

Новостей, заметок, бессмысленных текстов и репортажей очень много, и, конечно же, сразу разобраться во всём этом сложно. Представьте, что вы приехали в какую-то незнакомую страну, открыли газету, и эти новости вам ни о чем не говорят. Но если мы эту газету будем читать каждый день на протяжении месяца, то спустя месяц мы поймем, почему о ком-то пишут одним образом, а о ком-то совершенно другим. Быть в повестке — это быть на волне актуальной информации, той, которая на первом месте, которую обсуждает весь мир. Год назад это было Black Life Matters. И дело не в том, что если вы не в повестке, то вы не сможете поддержать светский разговор во время вернисажа или ужина у друзей. Пишущий человек должен обладать хорошей общей культурой и владеть ситуацией. Мир сильно изменился после движения Me Too и российской его версии «Я не боюсь сказать». Например, чтобы написать книгу об абьюзе адекватно 2021, а не 2012 году, нужно быть «в теме» и понимать, какие вопросы актуальны. Когда мы что-то пишем, наша главная цель — сделать слепок времени. Что происходило, как говорили о какой-то теме на момент 2021 года. Проблема отцов и детей — «вечнозелёная», но каждое десятилетие накладывает свои особенности на каждую проблему.

Моя работа над историей ангарского маньяка началась с пресс-релиза следственного комитета, который выпустили в январе 2017 года. Там говорилось о том, что Михаил Попков, прозванный ангарским маньяком, признался в совершении еще шестидесяти убийств. В последнем абзаце говорилось, что он уже был приговорен к пожизненному заключению за двадцать два убийства. На тот момент я не слышала ни словосочетания «ангарский маньяк», ни имени «Михаил Попков», поэтому каждое предложение этого пресс-релиза повергало меня все в больший и больший шок. Мало того, что он убил двадцать два человека и приговорен к пожизненному, он сознался в убийстве еще шестидесяти. Не часто СК выпускает такие пресс-релизы.

Михаила Попкова поймали в 2012 году, осудили в 2015 году. В 2015 году вышли неплохие истории о том, что, кто, почему, кто его ловил, но нас заинтересовало во всей этой истории имя Николая Китаева. Николай Китаев — иркутский следователь. В советское время он был следователем по особо важным делам, так называемый «важняк». Но оказалось, что он занимался делом ангарского маньяка около месяца, а дело растянулось на десятилетие. Это пример того, как может быть сложен путь проработки истории и поиска ее истинного героя. Ни о какой книге в 2017 году речь не шла, был только пресс-релиз следственного комитета и предложение редактора сделать портрет следователя советских времен, работающего на благо граждан. Но по мере того, как я начала входить в эту историю и связываться с ее участниками, все стало преображаться.

Следственный комитет не разрешил мне общаться со следователем, но пресс-служба МВД дала мне поговорить со своим сотрудником, и так я познакомилась с Артемом Дубыниным, который, спустя год, станет героем моей книги «Безлюдное место».

Я приехала на маршрутке из Иркутска в Ангарск. Когда я вышла на остановке, меня ждал автомобиль с водителем от МВД. Кабинет Артема находился в ужасающем двухэтажном здании. Оно было построено в сороковых или пятидесятых годах, и с тех времен только ветшало и выглядело очень депрессивно. В кабинете с рыжими столами, с порыжевшими газетами на ободранных стенах, среди папок, на которых написано «Дело №» меня встретил Артем. Молодой человек, до сорока лет, в форме, так как только в форме они могут общаться с журналистами, очень сухо и скупо отвечал на мои вопросы. Но и его, и меня что-то тогда зацепило друг в друге в профессиональном плане, в плане отношения к своему делу. После того, как вышел первый текст, Артем меня поблагодарил и сказал, что я написала лучший текст на тот момент по его мнению, который выходил об этом деле. Тогда Артем не мог мне рассказывать о каких-то вещах, которые в итоге так всех и бомбанули, когда вышел фильм на редакции, тексты на «Медузе» и книга.

Иногда связаться с участниками — это просто написать какому-то человеку в VK или в «Фейсбуке». Или найти его телефон и написать в WhatsApp. Часто вам нужно связаться не с каким-то должностным лицом, на которого можно выйти через руководителя, а с человеком из заметки в газете, история которого вам кажется потенциально интересной. Как тогда связаться с ним? Если речь о человеке, связанным с преступлением, часто у него есть адвокат. Адвокаты по назначению часто не очень добросовестно выполняют свою работу и не всегда погружены во все детали дела. Тем не менее, с ними намного проще связаться, так как их номера найти легко, и через них можно связаться со своим героем. Если человек сам выбрал этого адвоката, то не будет никаких проблем — адвокат передаст вашу просьбу своему клиенту, и тот, если захочет, свяжется с вами. Если человек находится в какой-то проблеме, он, скорее всего, к кому-то обратился, например, к активистам или правозащитникам.

И, конечно, вам в помощь «ВКонтакте» и «Одноклассники». Часто это единственный способ найти человека. Посмотреть, активен он или нет, отвечает или нет.

Если выйти напрямую на человека и поговорить с ним не представляется возможным, можно пообщаться с косвенными участниками и свидетелями истории. Если история произошла давно, если участники сидят в тюрьме, либо погибли, умерли, можно связаться с друзьями, теми кто их знал. Это никогда не помешает, чтобы узнать какие-то детали, выйти на других героев.

И есть радикальный способ — поехать на место, где разворачивалась история. Если это маленький населенный пункт, люди сами охотно будут общаться с вами, даже не нужно проявлять инициативу.

Есть тексты, для которых ты ищешь не конкретную персону, а человека, который подходит под определенную категорию, У меня есть текст «В России и коммерсантам, и ментам блатовать нравится». Это текст об АУЕ, подростках, которые увлеклись блатной, тюремной романтикой и пытаются жить по понятиям. Был момент, когда об этом очень много говорили, этого очень сильно боялись, скорее всего совершенно зря. Сейчас это вообще запрещено. Если вы вобьете в поиске «подростки АУЕ», вы выйдете на группы с картинками, посвященными этой теме. Тоже самое можно сказать про мой текст «Потерять ногу, найти себя». Это материал о добровольных ампутантах, людях, которым кажется, что если им ампутируют ногу или руку, они будут чувствовать себя более цельными. Это очень редкое психическое расстройство, но оно зафиксировано в МКБ, и таких людей тоже не найдешь, вбив в гугл.

АУЕ я искала через знакомых в полиции, ампутантов — в группе «ВКонтакте». Группа очень быстро закрылась, там было очень мало подписчиков, но по комментариям я поняла, что кто-то из них как раз тот герой, который мне нужен, и я написала ему в личку. Вопрос, который получила я — «пришлите мне фото вашей ноги». В таких случаях нужно пытаться вежливо соскакивать, не присылать фото ноги, но и не посылать человека на три буквы, потому что вы на его территории, и вам нужно как-то лавировать.

Героев для своего текста про педофилов («Их, вообще-то, лечить надо») я искала на форуме через Tor. В случае с такими «анонимными» героями, нас интересует не имя человека, а некое качество.

Приведу еще в пример фильм «Редакции» о ворах в законе, который был сложен с точки зрения реализации. Ворам в законе не по понятиям общаться с журналистами, поэтому пришлось общаться с людьми, близкими к ним. У нас там есть очень интересная героиня, вдова вора в законе, которая нам очень много про него рассказала.

Возможно, не всегда есть такой запрос. Иногда хочется выделиться и показать какой-то уникальный случай. Реальность бывает настолько интереснее фикшена, что ты перестаешь верить, что перед тобой реальность. Ты пишешь и понимаешь, что если бы где-то это прочитал или увидел в сериале, то подумал бы, что сценарист сошел с ума. Чтобы снизить градус чрезвычайности истории, можно изучить похожие кейсы и понять, что их объединяет, как часто какие-то детали встречаются и так далее. Когда я писала первые тексты об ангарском маньяке, следователь и оперативник мне говорили, каждый по-своему: десять лет убивали женщин, и этого никто не видел — начало девяностых, в городе криминальные разборки, милиция после развала союза в кризисе. Реформы, перестановки, денег нет, люди по разным причинам плохо работают. И тут находят женщин. Ну пропустили! Я думаю: как такое может быть? Как можно не замечать, что людей убивают так часто? Женщины ходили по лесополосе, были убиты множественными ударами. Как этого можно не заметить? Сперва я подумала, что история ангарского маньяка уникальна тем, что десять лет эти убийства не замечали. Когда их стало так много, что не замечать уже было невозможно, из Москвы в Ангарск отправили специальную следственную группу, которая занималась только раскрытием этих преступлений спустя десять лет после первого убийства. Конечно, спустя десять лет сложно найти преступника, потому что свидетели уже ничего не помнят, улики потеряны или плохо сохранились. Потом, спустя полтора года Артем мне рассказывает, что в другом городке в Иркутской области, в Тулуне, маньяк тоже насилует женщин на протяжении тридцати лет. И поначалу его тоже «не замечали». Потом, когда уже нельзя было не замечать, туда тоже отправили группу, и группа стала разгребать его двадцатилетний багаж преступлений.

Потом моя коллега Тая Бикбулатова рассказала об абаканском маньяке. У него было не так много жертв, но полиция тоже закрывала на это глаза, хотя были свидетели, и дело происходило в похожем небольшом городе. История ангарского маньяка перестала казаться мне уникальной и неправдоподобной.

В тех ситуациях, когда невозможно пообщаться с непосредственными участниками событий, вам в помощь правозащитники, адвокаты, активисты и просто увлеченные этой темой люди. Они помогут вам обратить внимание на общие черты разных случаев.

Есть люди, которые отказываются, но ты понимаешь, что в какой-то момент они все же согласятся. Приходится заигрывать с их тщеславием, сообщать им не такую уж и лживую информацию: они — одни из немногих людей, которые могут ответить на ваши вопросы. «Не так много людей в мире могут рассказать то, о чем знаете вы». Зачастую этим людям действительно не с кем обсудить те вопросы, которые вы хотите задать. И здесь уже речь идет не о тщеславии, а о желании выговориться.

В ноябре 2017 года я получила разрешение на интервью с ангарским маньяком. Я ехала туда и досматривала сериал Mindhunter.

Когда вы общаетесь с героем лично или по переписке, важно установить человеческий контакт. Мы приходим к человеку общаться для статьи, сценария или книги не чтобы кого-то осудить, не чтобы показать, как хорошо мы понимаем, какой грех человек совершил. Мы просим его об услуге, он не обязан нам про себя ничего рассказывать. Поэтому вежливо начинать общение не с того самого вопроса, с которым вы пришли.

Мое первое интервью с ангарским маньяком длилось около трех часов, и первый час не вошел в финальный текст, потому что мы говорили про судоку (он попросил меня их ему привезти), потом про машины, которые он гонял из Владивостока и продавал на рынке в Иркутске. Эти темы ни меня, ни читателя не интересуют, но было важно установить контакт, посмотреть как человек реагирует, прощупать его и дать ему прощупать себя. Если нет времени, то хотя бы пять минут нужно выделить на смол-ток, потому что это поможет в дальнейшей беседе. Вам нужно дать человеку раскрыться и дать возможность выговориться, создать для него комфортную среду. Можно сказать, что вы работаете с этой темой, потому что считаете ее очень важной, но ее обычно однобоко раскрывают.

Вы также должны сформулировать главный вопрос к герою. Когда я работала над материалами по ангарскому маньяку, у меня было два вопроса. Один из них был не к Попкову, а глобальный: как такое возможно, что человек убивает восемьдесят женщин на протяжении двадцати лет, и его не ловят? Второй вопрос был к Попкову: откуда в нем взялось ощущение своей правоты? Какова природа его зла? Ведь он не только не раскаялся, он до сих пор в ладу с собой.

Конечно, я не могла его спросить: «Какова природа вашего зла?». Но этот вопрос можно задать при помощи других вопросов. И важно задать их герою такое количество раз, чтобы вы получили от него ответ, ведь герои часто соскальзывают, односложно отвечают, переводят тему. Ваша задача не зачитать вопросы по списку, вы здесь, чтобы получить для себя ответ, который поможет вам раскрыть эту тему. Поэтому нужно спрашивать, спрашивать, спрашивать, пока вы не добьетесь того, что вас устроит.

Очень многие тексты, посвященные маньякам и серийным убийцам, строятся на жертвах. В них рассказывается, как их изувечил этот изверг, а ведь, на самом деле, это такой хороший был человек. Уже благодаря этому у читателя вырабатывается некая эмоция. Мне кажется, что это не совсем честно, хоть это и работает. Ни в одно моем тексте об ангарском маньяке не было истории жертв. Меня интересовала именно составляющая следствия.

Этично рассказать о человеке так, как о нем помнят его близкие. Я ездила в семьи погибших девушек, и рассказы родственников не были романтизированными. Это были обычные истории обычных людей. Я в принципе против того, чтобы романтизировать жертву. Можно подумать, если у человека не кристальная репутация, его менее жалко. Он умер от рук изверга.

Есть законодательный момент: нельзя показывать лицо жертвы. Можно подбирать корректные слова для описания убийства, не обязательно демонстрировать на этом фрагменте весь ваш литературный талант.

Не нужно сводить жертву только к тому, что с ней произошло. Важно, чтобы она фигурировала не просто как имя и фамилия в уголовном деле.

Сейчас самое неидеальное время для того, чтобы быть журналистом, но при этом и идеальное в том числе. Найти историю нелегко, но гораздо легче, чем раньше, благодаря интернету. Много СМИ нового формата, много возможностей предлагать свои истории. Если у вас нет опыта, и вы хотите в криминальную журналистику — найдите историю и предложите ее СМИ, которое вам нравится. Возможно, не получится с первого раза, но с какого-то раза точно получится.

Действительно, «благодаря» СМИ, фильмам и сериалам маньяки романтизируются и, одновременно, стигматизируются. Получается, что такие люди как будто бы имеют право на существование. Журналистика — это не про то, чтобы кого-то героизировать, а про то, чтобы отражать фрагмент реальности. Целью моей книги «Безлюдное место» было показать, как так получилось, что двадцать лет страшного убийцу не могли найти и арестовать. Мне кажется, у меня получилось его не героизировать.

В США образ маньяка убийцы — это, в принципе, часть поп-культуры. Это не значит, что они хорошо относятся к маньякам. Просто уже многие десятилетия этот образ присутствует в их культурном коде благодаря фильмам вроде «Хэллоуина» и других франшиз, где преступник в маске гонится за прекрасной девушкой.

Вы видели мои тексты — педофилы, добровольные ампутанты, АУЕ. О каких табу может идти речь? Вообще, все зависит от моего личного интереса, моего состояния здесь и сейчас. Сейчас, например, мне бы не хотелось снимать фильм про педофилов, потому что это слишком морально затратно, но не потому что это табу. Это тяжелая тема, и я ей подробно занималась. Погружаться в нее снова — не всегда время и место.

Одним фактом того, что вы прикасаетесь к этой теме, вы можете ранить человека. Неважно, стучитесь ли вы в дверь его дома, чтобы взять у него комментарий или нет. Если вы пришли, вы раните его еще раз. Он каждый день пытается забыть об этом горе и не может, а вы ему еще сильнее об этом напомнили. Признаюсь, что для меня самой трудной частью всей истории ангарского маньяка — это именно общение с семьями его жертв. Это невозможно. Я себя максимально неуютно чувствую, когда я прихожу к матери и говорю, что я пишу книгу, давайте поговорим про вашу дочку. И она вынуждена мне рассказывать, как она увидела, в каком состоянии тело ее дочери. И у меня нет ни одного аргумента, чтобы уговорить эту женщину со мной общаться. Мне надо с ней поговорить, хотя я, конечно, могу пойти ко второй, к третьей, но это же история, которая повторяется всякий раз. Они имеют полное право послать меня на три буквы, и у меня не будет ни одной претензии к ним. Но не все посылают, потому что часто люди хотят вспомнить своих близких. Им важно поговорить с кем-то незнакомым и вспомнить про дочку, про маму, потому что в обыденной жизни это не всегда уместно. На самом деле, мало кто из близких хочет это слушать, а тут человек сам пришел, поэтому это очень неоднозначная ситуация. Но, к сожалению, вы в любом случае раните этих людей. Это тоже выбор, когда вы решаетесь о чем-то таком писать.

Меня интересует тема, о которой, с одной стороны, говорят очень много, а с другой — очень мало. Это тема феминизма. Тема равноправия женщин не столько на законодательном уровне, сколько на уровне отношения к женщине. Мне кажется, что важно менять стереотипические представления о месте женщины в семье, обществе и мире. Это намного сложнее, чем принять какой-то закон, хотя, как мы знаем, и закон у нас принять очень трудно. Женщина уже фактом своего рождения не защищена и рискует. И мне кажется, что этой теме нельзя уделить слишком много внимания.